И все выбирали стрижку. Никто на моей памяти не выбрал лупсачку, я тоже выбрал стрижку. Она сказала: "Иди в кабинет труда и принеси ножницы. Жвачку оставь во рту". Я принёс ножницы, она попросила у меня выплюнуть ей на ладонь жвачку изо рта, потом втёрла мне её в темечко и аккуратно выстригла сотворённое.
P. S. И ещё она вся была такая белая, преждевременно сексуально отвратительная, книжная бледная немочь, просто взрослая и хамская в силу взрослости, и не более того, сухая бело-серая, она курила, носила обесцвеченные волосы жидкие, была как палка длинна, воняла изо рта, в больших квадратных своих очках и длинной серой её юбке она была похожа на Дм. Шостаковича очень с портрета на стенке в её всегда холодном от постоянного проветривания кабинете - в кабинете музыки.
И ещё она у меня ассоциирована с водкой. Потому что она первая, кого я увидел пьющей водку. Это были поминки по одной задавленной трактором ученице (мы все катались с горки около школы, а эта дура Лида скатилась в закрытой коробке от телевизора, и вылетела на проезжую часть, долго там сидела в коробке неподвижно, спряталась типа в домике, пока не наехал на эту коробку с разгона ничего не ведавший огромный трактор с огромными колёсами выше человеческого роста), моей одноклассницы, и Людмила Павловна (учительница музыки, о которой я рассказываю) пришла на поминки в наш класс, принесла пузырь 0,5, ломала свои большие нездоровые ломкие ногти отрощенные, пока открывала советскую бутылку-то, и они "запили" со Светланой Александровной (моя классная руководительница) этот ужас. Я смотрел, как она пьёт, как блестюче прозрачная взрослая вонючая жидкость вливается в это поганое неприятное трепетно-худое, тоже мёртвое, как и горлышко моей одноклассницы в гробу, горло. Она была мерзкая (одноклассница тоже - я только в гробу её и разглядел, с развороченной головой, наполовину прикрытой полотенцем, с фиолетовыми губами и горлом, имя её узнал тоже на похоронах - она была у нас в классе новенькая). Очень скучная.