Вечно живут фотографии с Ух-Ах-Эффектами, занимают ежегодно призовые места мировых конкурсов красоты фотографии, во все времена одинаковые, как и цирковые трюки.
Кстати, на такие же фотографии на старости лет повёлся и Ролан Барт (см. его лиричнейшую книгу "Camera Lucida: комментарий к фотографии", где он верно описал структуру изображения и его взаимодействия с умом и с глазами и разными архетипами в нас вроде мамы папы сына собаки, но, видимо, сам сильно обчитался попсовой прессы и иллюстрации к этому замечательному трактату подобрал так себе).
Хорошее фото, вполне повествовательное, без наскоков на читателя, без мозгодавства, без дешёвой занимательности - оно другое.
Например, утробная сестра моего деда, баба Клава, огромная как шкаф, человек-гора, Архаик Мавер, богатая советская крестьянка, приезжавшая в город Омск, житницу Сибири вместе с Омской областью на мотоцикле с коляской и привозившая всем подарки в виде трёхлитровок сметаны и варенья, пившая у деда на даче и дома на Учхозе его самогонку как лошадь, но мелкими стопками, и потом спавшая в комнате, храпя так, что тряслись серванты, набитые подаренным ею же хрусталём - она была огромным повествованием для меня. О деревне. Я был у неё в гостях когда мне было пять лет, за мной гонялись гуси, однажды бычок, которому баба Клава, встав между ним и мной, дала в ухо с разворота кулаком так, защищая меня, что телёнок упал на передние ноги, склонившись перед ней, и у него пошла кровь из носа.
Да, так вот, если расписать происходящее так, как расписывает его Ролан Барт, то, собственно, этот удар кулаком в ухо и свежая кровь, запах её, перемена со страха на восторг - это великий PUNCTUM, о котором говорит Барт, укол, citar, удар тореадора - в ухо телёнку и в мою память.
Но раскрывается ли баба Клава вполне в этом punctum-e?
Нет. Скорее в том, что мне запала эта сцена в память, раскрываюсь со своими страхами я.
Баба Клава раскрывается-развёртывается через мощность повествования об Учхозе, о слабом спивающемся со своей новой женой деде, подмявшей под себя его, его три дачи, которая сделала его просто развозчиком морковки по рынкам Омска, а баба Клава приезжала и давала ей просраться, восстанавливала справедливость. Баба Клава - это повествование о Повторении и Справедливости Путём Повторения.
Одновременно это сверхчеловек моего детства. Водила мотоцикл. Подарила мне книжку Гоголя, заставляла меня её читать, запирая одного в комнате, иногда забывая мне включить свет, а там были повести "Майская ночь или Утопленница" к примеру! И - страшно ужасно - "Сорочинская ярмарка". Мне было не скучно их читать, но очень страшно. И потом, язык увлекал меня уже тогда, я читал и думал: почему так ярки слова? Почему так, будто это больше, чем кино? Почему я так хочу это читать?
Ну, выкарабкиваясь из самогонных паров, она отпирала комнату и говорила, что бог всегда со мной, и бояться нечего. А именно справа сзади. Потому туда плевать нельзя. Плевать надо всегда через левое плечо. Бога я боялся ещё больше, чем чёрта.
А однажды она напилась так, что показала мне и моей сестре фокус: нагнулась, поднесла зажигалку к заднице и громко пёрнула, и пыхнуло пламя.
И это был ещё один PUNCTUM. Она сразу рассказала, что все женщины - бесовки, так могут делать, и что у каждой вырастает со временем хвостик, маленький, незаметный, как у свиней, но вырастает. И моя сестра жутко плакала, она не хотела становиться как баба Клава - чертовкой.
Потом она опять заперла комнату, нас с сестрой в ней, и упала спать в соседней комнате, мы не спали от страха перед ней:)
Но вся ли она в этих двух punctum-ах? Ах, ну конечно же нет. Как и не вся она в своём пьянстве и чертовстве, в которое она пускалась, приезжая из деревни к брату в город, видимо, специально, чтобы так эксклюзивно отрываться.
И ещё она PUNCTUM в том, что это была первая смерть, которую я увидел.
В Омске - очень крутые берега у Омки. Там много огородов и дач. Очень красиво. Тиха украинская ночь там. Баба Клава поднималась с нами, со мной, с дедом и с моей сестрой с дачи деда в гору, все мы громко смеялись, б. Клава что-то рассказывала, внезапно она поскользнулась на какой-то сопливой поганке и покатилась вниз. Там эта гора в низину уходила градусов под восемьдесят наклоном. Баба Клава была в дым пьяна и катилась недолго, я слышал этот удивительный быстрый стук её головы, один стук, о камень, я потом этот звук вспомнил, когда мне однажды пришлось забивать свинью и я ударил ей по голове большой каменной кувалдой для начала, после чего свинья завалилась на бок и забилась в судороге. Баба Клава ударилась головой о какой-то плоский камень, и больше человек-гора не двигался. Мы не поняли, что случилось, но дед сразу нас отправил домой.
