Я как-то, не видев его уже тринадцать лет, внутренне желал ему счастья, чтобы он расслабился. Я тринадцать лет не перемолвился с ним ни словом, позабанил его во всех сетях, как только он ими обзавёлся и зачем-то постучался ко мне в них, хотя я ему ещё тринадцать лет назад при нашей последней встрече пообещал оторвать яйца и скормить их ему же в сыром виде, если он хоть как-то попытается постучаться ещё раз в мою жизнь, напомнить о себе.
В моих снах ему всегда с детства принадлежали огромные скорости, невероятные перемещения, перестройка пространства-времени следовали его явлению или предшествовали ему. В последние года три он пару раз приснился мне уже в законченном варианте этой семантики скоростей: как бешеный отравленный таракан, бегущий по стене, потом по потолку, падающий на пол и лежащий со вздрагивающими ногами, отравление же таракана в этих снах было связано, да, именно с каким-то взрывом пространства-времени, когда перестраивались этажи в домах, дверь на балкон открывалась внезапно в другой город и так далее. И вот он и помер в пустой никому непонятной квартире, как зарылся туда в пустоту и упал с потолка, и полз он к воде, в ванную.
Потом умерла крыса Жозефина, и меня срубила от этого депрессия, последовавшая за потоком слёз, которые не принесли катарсиса, но от её смерти я лёг и лежал молча четыре дня.
Сегодня закончила с жизнью подруга, у неё была уже лет десять депрессия, она работала редактором философского издательства, мы встретились в психбольнице, "лежали" вместе, вернее, куролесили вместе, её лечили тоже от депрессии, а я тогда приходил в больницу, когда не находил себе места дома, нигде уже пару лет назад не находил себе места и жил там всё больше. И там с этой чумовой бабкой шестидесяти семи лет и познакомился. Куда мы только вместе ни ходили в Берлине, самые алчно-злачные места она знала. И подруга её такая же была, и закончила суицидом то ли год назад, то ли два, не помню уже.
В мою подругу смерть её подруги, видимо, вселила надежду на успех мероприятия, и вот, наконец-то, решилась и она. Единственная смерть, которая меня радует. Может же человек, если захочет, пусть и вынудило её к этому непереносимое страдание, болезнь. Но всё же не как загнанный таракан хер знает где упасть с потолка.
Помню, однажды психбольница забастовала, то ли год, то ли два назад, тоже по весне, нам всем объявили за неделю, что мы должны рассосаться по другим больницам или по домам, ха... а как мы, люди, неспособные сконцентрироваться ни на чём, могли бы добиться места в другой больнице или вернуться по домам, откуда мы сбежали?.. Я лично тогда неделю жил за городом в одном заброшенном доме, шалаш там себе построил, костёр в большом зале разводил, там ещё домов тридцать таких стояло. И я предложил туда со мной съебать и Габи (моя философская подруга, сегодня сделавшая решительный шаг к выздоровлению). Но Габи была не в состоянии даже собрать свои вещи из дома и из больницы тогда. Я тоже не был в состоянии ей помочь, а просить её подругу она не хотела, так как та не понимала, почему Габи не хочет остаться дома на время забастовки (охренеть, люди считают, что в депрессии сохраняется представление о времени). И вот, я туда за город умотал, пишу Габи оттуда счастливые эсэмэски, фотки шлю, как у меня хорошо, давай приезжай, попиздим о Гегеле и о современных философах, и тут звонит мне её подруга и говорит, что Габи заперлась в общественном автоматическом туалете на улице и там живёт уже двое суток, полиция собралась со сварщиками резать стены туалета:) Абалдеть. Это она круче чем я устроилась. Там и вода есть, у меня-то воды не было. И канализация. Цивилизованная очень была бабка. Очень была похожа на крысу мою любимую Жозефину, она тоже всегда заботилась о комфорте, подтыкала на ночь в домике щели бумагой, убирала остатки еды прятала под опилки и потом ложилась спать, облегчённо на весь дом слышно вздыхая.
