Я заметил очень молодого лаосского отца и его ребёнка лет семи. Они так обнимались и целовались (играли, дуя друг другу воздух в рот, надувая щёки), что это производило нехорошее впечатление на нашу группу. Мне тоже понравилось, и я предложил отцу и сыну попозировать мне для фотографий сидя вдвоём у этой стены на вызывающе синих пластмассовых кинотеатровых креслах (старый европейский заброшенный колониализм плюс цветущая поросль юных извращений, но крайне красиво в плане цвета, света, не декаданс, а лирика юного мира, который совсем нереально непонятен, кошмарное двоение пошлости и нежности - именно всё как я люблю - и всё же чаще мерцает отличный брутально пошлый сюжет для берлинской выставки). Попозировать, так же далее и целуясь, вкачивая воздух друг другу в рот и хохоча, милуясь и подраздевшись.
Мы долго и забавно торговались за каждую одёжку и элемент освещения, за подписи на документе, позволяющем мне использование и продажу их изображений (ещё десять евро), благо время позволяло, и наконец-то за шестнадцать в общей сложности евро я сфотографировал то, что хотел: поцелуй рот в рот, мальчик почти раздет, парень держит его на коленях как в лодочке (они так же целовались и играли и до моего предложения). Мы очень деловито и с интересом для всех троих обсуждали сцены и ракурсы, эмоции, получающиеся фотки, я им объяснил, что такое педофилия и что мир болен идеей защиты детей от мужчин, что мир за пределами Лаоса вообще ебанутый во всю голову - это я тоже объяснил быстро и доходчиво отцу и сыну, инсайдерски наказав строго настрого не целоваться на людях рот в рот за границами страны, объяснил им сразу, зачем мне эти фотографии и что в них шокирующего, и что такое город-геройговно Берлин, что есть сейчас и постоянно берлинская хмарь и моральная тамошняя срань.
Причём, общались мы, используя только десяток английских слов, остальное жесты. Так мы и провели двадцать пять минут до маршрутки очень творчески, обоюдоинтересно. Особое удовольствие мне доставило то, что я донёс до них, даже до ребёнка, что такое стыд, библейский и европейский, как через него начался мир, то есть, мир есть власть и стыд в библейском и в христианском понимании. Как и то, что мне удалось удивить их тем, какое у нас глухое викторианство наступило, глухое и тупое: люди не понимают ими же самими созданных законов, например, я с удивлением обнаружил, что в Германии мало кто понимает, почему с детьми спать нельзя. Потому, говорят, что у них психика слабая. А не потому, что в законе основанием: возможность принуждения, насилия.
Боже мой, когда мы ехали пятнадцать минут до городка, сначала установилось жуткое молчание вокруг меня, я радостно обсуждал со своим другом отлично получившиеся фотки, свет неземной горный с начинающимся туманом с Яньцзы, а потом трое человек (итальянец, немка и швед) таки высказали всё, что обо мне думают и куда меня надо сдать. Жить в заготовленной для всех вместе гостинице я отказался, мы прогулялись и нашли гостиницу ещё лучше, с белыми стенами с трещинами, замазанными отличной красной глиной, но уже декоративно.
