Вот тогда, кажется впервые в жизни, я ударил человека по голове. Не в драке на школьном пустыре, но беззащитное и безответное существо низшей касты. Как в своё время Радик Айварович. Совсем как в старозаветные времена старший сержант Полозов. Разрываясь от отвращения к себе и двусмысленности происходящего. Но гаркнул как подобает ситуации и вмазал по затылку тем, что было в руке, сверху вниз, подгоняя нахала подняться.
По иронии, в руке у меня в тот момент был свежий номер «Нового мира», о премии которого я узнал сегодня.
1. наполне моего желуде червие обглодавше голову гретхен.
2. пришив голова гаргарит к мой левое плеч.
3. ампутир мой конечност переработ в клеевое клеит обои в.
4. наполнит мой прямокишечно глаза немецкорусски дети.
5. ампутиро мой члн переработо в гуталино подаро цк.
6. нашпиговано мой тело золото зуба еврее.
7. выстреле мой тело большая берта в неб велик германия.
Русские писатели пишут так: когда-то кого-то ё...ет по голове чем-нибудь тяжёлым, а потом каются и каются в последующих литературных произведениях.
Не знаю, верны ли мои рассуждения о покаянии. Мне представляется так:
Покаяние - это получение (возвращение) идентичности (группового приятия, "места") посредством ритуального, репрезентативного (демонстративного) поведения. Да, звучит, конечно, бихевиористски, овнешняюще, и покаяние - это больше, сложнее, это целый механизм в сознании, и часто групповое приятие может и не потребоваться на финале, грехи так, как говорится, давят, что всё равно в петлю лезть (иногда: уход из группы: претендовать на групповую идентичность представляется покаявшемуся несовместимым с его поступком - да и невозможно после некоторых признаний).
В архаическом обществе такого покаяния не было, было возмездие, а также действовал и просто расчёт, конечно же, основанный на том, что группа мала. Ну, дал какой-нибудь
В обществе развитого христианства и капитализма покаяние анонимно, индивидуально, психоаналитично (работают механизмы оправдания), и скорее всего, тоже действует в каком-то новом виде механизм групповой стоимости: ну зачем же убивать убийцу, если он, выйдя из тюрьмы, способен ещё работать и платить налоги. Так действует Закон: отвечает убийца не малой группе, из которой был убитый, а Абстрактному Закону ("мне возмездие, и я воздам"): происходит рассеяние вины, её размен. И так вместо утраты двух членов сообщества на тот свет отправляется только один, у второго "отнимается", со всеми амнистиями и хорошим поведением в зоне, лет семь-десять только жизни. Экономия такая. Я сказал, что ещё есть у покаяния некая внутренняя сторона: так вот в этом плане, в плане "душевной работы" (точнее: просто индивидуальной наррации) действуют или логики оправдания или вытеснения, вот на них упор (т.е., на то, что иди ты со своей виной подальше, не нарушай ход работы капитала). Поэтому, когда Гюнтер Грасс начинает рассказывать далеко постфактум о своей службе в СС, он непонят и ещё и "обвинён": Грасс не может служить в СС, это отменило бы сам механизм покаяния (см. определение думя абзацами выше). Ну а никакое признание перед лицом группы невозможно: убьют сразу, если выгодно (процессы суда над Хуссейном или Нюрнбергского). Поэтому сожжения дневников, посмертные признания, демонизации сексуальных маньяков и разных "отдельных личностей", и вообще в капиталистическом обществе покаяние запоздалое: не сразу по преступлении, а когда уже срок преследования по делу вышел. Вот скажи Гюнтер Грасс в предисловии к первой кижке про свою службу в СС: и не было бы никакого нобелевского лауреата Гюнтера Грасса, путь его был бы неизмеримо долог даже к городской литературной премии
Русская покаянная литература (это, как я понимаю, клише, и пусть это только миф, но как многие его поддерживали и так и поняли сами же свою прозу или предшественников) уникальна совершенно открытым, с неконкретным адресом, публичным покаянием: его адресат - и не малая группа, и не большое персонально неизвестное сообщество, это некоторое совсем чистое покаяние, перед Группой (= Богом, = Совестью, = Собой). Русские: уже не архаическое общество, но ещё и не общество христианства и капитализма. Скорее однообразная горизонтальная струтктура, недоиерархизованная (недоколонизированная, как хорошо заметил когда-то


Возвращение - в группу, род, к читателям (в ЖЖ, писателя из забвения или из тюрьмы или запоя), в семью (из тюрьмы, алкаша, с войны, из космоса, от любовницы): вот тот кайф, лирика возврата и интеграции, которые можно почерпнуть в русской литературе, катарсис, уже потерянный в Люксембурге, например, да вообще в странах Евросоюза. Сюжет возвращения - основа романа воспитания, и основа великой покаянной русской литературы. Я другой такой страны не знаю, где ещё так возможно покаяние.