Поэтому же нужно и записать иной раз и так! Хотя, я не знаю, куда она меня толкает. Например, тридцать первого марта я в алкогольном беспамятстве принял несколько смертельных доз барбитуратов и снотворных бензодиазепинов, а я ведь не помню этого, и удивлён этим, и хорошо, что полиция не закинула меня отсыпаться в камеру по совету моей жены, а увезла в реанимацию, и вообще хорошо, что тогда всё же приехала полиция, а я не остался лежать запертым "отсыпаться" своей женой в комнате. Да хрен с ней с женой и c полицией, и смысл этой сцены и непреднамеренного неожиданного суицида и произошедшего тоже вообще скорее всего в том, что картина того дня реконструирована лишь сегодня, когда я стал зачем-то рыться в старых бумагах и нашёл рапорт полиции и заключение реаниматолога. А сама эта психика "знала", что произойдёт, даже наверное, но и ранее и потом она подтёрла следы до полного неинтереса к попавшим мне потом оттуда бумагам. Но вот что она знала, я не знаю. Ведь я-то сам сознательно не суицидален. Так что она хотела тогда сделать, эта "психика", приведя меня к коробке с таблетками и заставив столько распечатать и выжрать, это же запивать ещё надо было и вообще куча осмысленных действий чтоб не сблевать такой кошмар? Или сегодня, когда я стоял, казалось, на тротуаре, но по гололёду нёсся грузовик, сигналя сиренами, я не замечал же его, мне казалось, что это не мне, и у него был путь, куда повернуть, а у меня куда отскочить, что выяснилось практически при столкновении. Я просто был очень сонным и замёрзшим и спал на ходу, мне было тепло от шарфа и варежек, подаренных ещё
krebel, они всё так же мистично и онейрично греющи, Ира, милая, ведь ты вязала их мне, и было тепло от наступившей зимы и выпитого кофе, я был один, я был счастлив, я что-то кому-то рассказывал внутри себя, точно я не помню, кто это, кто-то из моих друзей, или о ком-то думал, я не помню, я переносил через дорогу корзину с собранными ветками к оврагу, чтобы её вытряхнуть, вид был очень красивым, я там провёл час или полтора один, собирая ветки и часто перенося через дорогу, машин там не проезжало, вот я и забыл, что это вообще-то дорога, и получилось, что просто шёл Сергей по просеке, а навстречу жук. Так что никакой "психики", думаю, нет, а сегодня есть невыспанность, а тогда какие-то усиленные алкоголем мысли, да что угодно, всё это какие-то сбои, низкопробные эффекты онейропастбища-размышления, с которым тоже надо уметь обращаться, "помнить правила дорожного движения". Видеть же какую-то волю или умысел в "психике" - это сваливать ответственность за шумы на граммофон, а они вообще с пластинки идут, потому что так хотел композитор. А, ну и в ушах была опять вся эта музыка, которую ещё с моих тринадцати лет, когда я списывал её с коротковолнового эфира через огромную армейскую рацию-тумбу, стоявшую года полтора у нас дома, мама называла "кошмар, это не рок ведь, это вообще кошмар, это твоё бамбамбам" (например). Мама называла кошмаром и рацию и музыку, так как "бандура" занимала много места дома, а эта музыка в отсутствие наушников со штеккером к магнитоле вынужденно предлагалась мной к выслушиванию всей семьи непосредственно через колонки: т.е., техномузыка добывалась мной через техноустановку, якобы-кошмар через якобы-кошмар:) а уже последующее ощущение улёта и структура особой искомой мной с детства часто появляющейся мысли, вернее, способа мыслить - тоже уже через так добытый и дистиллированный ступенчато "кошмар"; часто поэтому я не записывал на кассеты, а слушал ночами, лёжа в наушниках, вот моё первое и самое классное ощущение эфира и звука: искать, найти и удержать. Что тоже есть компоненты этой заявленной сейчас как онейропастбище структуры размышления. Слово "онейропастбище" мне не очень нравится поэтому, из-за этой компоненты, не нравится, что оно её не отражает, представляет мысль пассивной. А ведь тогда, когда к нам домой попала эта рация и я дорвался до любых звуков, я до этого не слушал никакой музыки. Только "Наутилус-Помпилиус" и японск. группу "Джой". Но обе меня не устраивали: Бутусов пел про суицид, что мне не нравилось, а в "Джое" просто было ничего не понятно, обе группы мне навязала Гаянэ, и слушать было больше нечего, друзей у меня не было, а приятели Миша и и Дима Гашевы слушали Аллу Пугачёву, Высоцкого и пр. казавшееся мне не от мира сего, странным в нашей компании, между нами и вообще в жизни, а телевизор я не смотрел и худож. книжек я не читал тоже, кроме как по биологии и математике и научной фантастики. Когда в руки мне тогда попала рация и она заработала, я сравнивал её со шлемом то ли записи то ли стимуляции грёз из рассказа Айзека Азимова "Мечты - личное дело каждого". Когда её унесли из дома, я и начал искать себе музыку и книжки - новые субстраты для своих грёз.А друзья потом, слыша у меня, уже в Омске эту музыку, описывали мне её тоже примерно так же, как мать, едва ли как не "голоса сатаны" или как-то поболее философично, в терминах деэтизации и техники Оргета-и-Гассета, а сам я её никогда не писал, хотя все программы и синтезаторы на радиостудии были под рукой. Но вот в чём дело: у меня нет по отношению к ней "творческих целей", это просто способ думать, ритмизатор и пульт-микшер моей особенной мысли, выводящей на онейропастбище, как я теперь это называю, и здесь я потребитель, мне так проще, без выражения: выражать музыкой я не умею.
В этой музыке меня интересует один эффект, так раздражающий других её основной композиц. мотив: повтор с аранжировкой. Многие мои друзья называли это "тупость". Тупость, хаха, уссаться, извините за выражение. Да та же композиция у Скарлатти и вообще у барочной музыки! У Скарлатти вот сначала периоды в творчестве научитесь видеть, а потом мне тупость вменяйте. "Как ты можешь сравнивать?!" Да чего сравнивать, если одно и то же в форме? Только в техномузыке усилена технич. часть, т.е., это заведомо звуки, не могущие быть услышанные в живом обычном антропоцентричном пространстве обычными ушами от обычных источников, т.е. где центром озвучки-услышки является человек. Да, она нечеловечья в этом смысле, в мамином смысле, т.е., в смысле каждой единственной мамы на свете и каждого мамонтёнтка это, по всей видимости, кошмар и есть, так как наследование, периодизация и "естетство" заменены на рафинированность, сбой и сериацию сбоя. Но вы же не боитесь снега и гололёда? - а ведь это подобной структуры тоже, т.о., нечеловечий кошмар же не только на тему "упал - проснулся - гипс", а это вообще страшно может оказаться. Техника позволяет видеть и слышать больше. И вопрос, а нужно ли это нам - это не вопрос. Нужно. Вспомнил недавний постинг, неделю или несколько дней назад, из
ladoga, где Т. рассказывает как о чуде то, что с пом. цифрового фотоаппарата при увеличении снимка увидела больше и иначе во ременной структуре видения, и это одна из важных её записей в общей системе её записей о кино тоже. Так вот, техника и нечеловеческое дарит нам почти нас самих и находится в той же позиции по отношении к происходящему, как и мы сами: она не наврёт и фиксанёт и припомнит всё, как и мы сами от себя хотим, и никто из людей не может нам того дать. Техника - это чудо доступа к нашему идеальному и желанному комментатору, т.е., к нашему прошлому, к нашему другому, к нашим возможным мирам, к нашему слушателю. Наконец-то смог не что-то в унисон промямлить Ладоге, а сказать, что и хотел тогда, когда прочёл. (Да, это о композиции. А эффект этой музыки: повторы с аранжировками цепляют и миксуют совершенно всё, впечатления, ассоциации, воспоминания, и не злобные никакие и не кошмарные, а просто вообще любые, и чем далее больше повтора и последовательнее убыстрение ритма, а меньше ста шестидесяти ударов в минуту меня вообще может не всталять в последние дни, так тем лучше, легче растеряться и найтись. Естественно, это не логическое мышление, и я не могу назвать пока этого мышления иначе как "микс", но это очень однобокое название. И я не понимаю наездов Платона или Толстого на экстатическое искусство! - эти бараны что, практиковали только приручённые мысли? точнее, только подавленный мир, регулируемый раскадровокой социальной или там сексуальной и вообще имманентно контролируемой селекции? Я-я, дас ист логишь, это логич. мышление, не экстатическое, но для мышления о другом, о не-тебе это "логиш" не катит, не всегда катит, подходит, да и вообще не единственное).
Но если всё это нечто нашей психики и желания, приведшее меня к барбитуратам, когда я уже мог только ползать на четырёх ногах или к грузовику или к военной рации в тринадцать лет - оно если и не доступно анализу по поводу конечного "пункта доставки", напр., жить с Т. или одному, в полицию или в реанимацию и прочие альтернансы, то я не думаю всё же, что оно так заведомо мрачно, и я думаю, что оно больше не повторится, т.е., это сегодняшнее прокомментирование "пунктов доставки", а я упаду с ног сегодня (скорее всего, что сегодня) спать, и потом забуду, - я запишу. Оно, конечно, впитается, но я боюсь, что нет. Да и в анализе я не нуждаюсь, так как мне не интересен ни конечный, ни промежуточный пункты. Просто что-то происходит, и мне хочется хоть немного знать, что это всё же было, есть. Да и вдруг ещё кто-то может что-то сказать, ведь и все, кто вокруг, это тоже ты, т.е., это тоже я, вернее, нет никого вокруг даже, даже так.
Поясню.
Потому что ну вот выскажутся А, Б и Ц, но что они говорят? - это всегда представляется ограниченным, и хочется больше не разговаривать с этими людьми, не видеть их больше, и чаще всего так и происходит, потому что нельзя же винить А, Б, Ц в ограниченности, что их винить-то, не легче ли расстаться. И есть лишь ты (я), кто в центре этого мира и кому только и доступно полное и непредвзятое понимание и ответственность и ответ происходящему, сведение всего в единственной возможной точке истинности.
Далее. Можно записать в диктофон то, что я хотел бы сказать, но я и сам не знаю, что это, а перед потоковой речью на неотвлечённые темы могу потеряться, да я и не переношу слушать долго что-то, т.е., особенно опять же себя, т.к. это опять-повтор, лишняя трата времени: т.е., когда уже всё ясно, а оно ещё длится, и я называю это длиннота или повтор. С близкими я разговариваю часто так: всё понятно, давай дальше, спасибо, милая, теперь дальше, да, мой хороший, больше не останавливайся на этом, теперь дальше. А записи можно пробежать глазами. Раньше обижало: кто-то писал, думал вот сидел-стоял, а ты пробегаешь, неважно, что десятки или сотню, а то и больше раз, но всё равно пробегаешь ведь длительность чьей-то жизни, а не идёшь рядом. Как-то так. Да и пишу я всё равно со скоростью речи, а говорю как думаю, и вот в этом появляющемся в последующем свёртывании происходящего в голове в слова для последующего предполагаемого развёртывания, наверное, и есть искусство, в его техничном любимом моём значении. Клавиатура - элемент техники в таком искусстве, а беглые даже с мороза пальцы - это больше искусство, искусство как ремесло, выучка, что ли, т.е., такая соотнесённость материи кистей рук (моих телесности-историзма и одновременно некоего объективно всеобщего для всех людей доброй и даже недоброй воли - у нас одни тела, вот потому мы чуем, кто и как и зачем шарашит по клавишам: нас сообщают тела) и моей мысли. Т.е., искусство попросту обслуживает некоторое сообщение, искусство не само по себе важно, а оно просто искусство-передать-в-удобной-форме. Как картина на стене: это искусство доставить вам так любимый вами снег так не любимым вами летом, которое вы уже устали видеть.
Вот здесь всё до сегодня было холодное скупое северное любимое мной лето (но и оно мне этой затянутостью надоело), а сегодня началась осень. Впервые замёрзшие лужи.
От холода с утра гудела голова, вчера уснул на полу, на работу выходить в шесть тридцать, до постели ночью я не дошёл, вернее, я из неё вышел, а последнее, что помню, я присел найти наручные часы в зале и искал их в темноте на полу на мягком пышном тёплом розовом коврике-свинье, подаренном мне на НГ. Утром я проснуля от звука почты, которую компьютер по умолчанию и по умолчанию же с громкими радостными звуками получает в шесть утра, и он был в это время включен, падали письма, каким-то равномерным очень потоком и со степенно огшашаемыми холодным немецким автобусным автоматным голосом моей компьютерной чтицы-тщицы именами отправителей. Меня быстро подняло на ноги имя "Sniff", сказанное дикторшей как-то в нос и с двумя "f", будто посопела болонка или пекинес, с удовольствием обнюхавший ноги давно знакомого гостя, и с многозначительной паузой этого же приятного сопа после имени отправителя, вслед за которой она понесла какую-то околесицу, пытаясь озвучить кириллицу в теме письма. Но от него на этот раз пришла какая-то записка, а никакое не письмо, но я встал зато быстро, так что пиши ещё к утру ближе:)
Когда эта пекинеска принесла письмо ещё и от А., а это тоже была записка, и вообще куча записок сегодня с утра от тех, от кого хотелось письма, и уже так давно, то я подумал, что если
silkin так непонятен и слеп, как котёнок, и ему можно не отвечать, просто присматривая за мной, тоже как за котёнком, и слепота его рассеивается заразой по читателям, то пиздец котёнку, утоплю вечером, как приду с работы. Я, значит, пишу им письма, прославляющие их, из скромности и повторяемости не называя имён, но ведь явно взывая хотя бы к danke или ответному жесту, а они хавают эту свою славу и утробно довольно молчат. А вот как только ёбнешь "жижу", начинают писать, отвечать на сказанное, живая идёт переписка, даже переходящая в деловую, вспоминаются даже "совместные проекты" и реализуются. С этой мыслью я зло встал под холодный душ, открывая ледяной воде рот и представляя захлёбывающегося котёнка, пытающегося кричать. На этом пятиминутка ненависти была закончена, всем провинившимся был разослан типовой слегка идиотский с пародией на инфантилизм (надо же подъябывать продолжать, раз клюют) текст, но с прямым требованием: "Привет. Ну скучно же, блядь, такое читать с утра пораньше. В гугле поищи, и всё как рукой снимет. Я нуждаюсь в поддержке и ободрении в последние, как говорил Марк Аврелий Антонин, времена, и вообще слишком занят для подобного меркантильного опизденения. Расскажи мне лучше, как солнце встало и т.п., и хватит одно да потому же, сколько можно жрать предгрозовую духоту своих проблем. Жрите-жрите, впрочим. Твой Я".
И в шесть тридцать я необдуманно сел на велосипед и поехал на работу. От ветра и холода с велосипеда я слез и пристегнул к одной из остановок, и дальше поехал на автобусе. По дороге я обдумывал занимающий меня со вчера вопрос о том, почему это в Германии рельсы без стыков, а как же перепады температуры: что, вся шпала расширяется? Поезда, конечно, не гремят и не стучат, как в России, но какой ценой? Сплавы же дорогие.
С этой заботливой мыслью я прибыл в офис, но опоздал из-за поптыки доехать на велосипеде и пропущенного одного автобуса, времени переодеваться в робу уже не было, и я прибежал в бригадовозку как есть.
Я уже писал, что наша бригада работает на национальную нем. идею. Я поясню: мы прибираем вокзалы, которых вокруг Фульды масса, и всё это маленькие садики. И вот в послед. неделю ездим по заказам расчищать в част. владениях последствия четвергово-пятничного урагана "Кирилл". Работа мне оч. нравится. Нац. нем. идея - чистота. Мы всё стрижём, метём, продуваем, высаживаем, подсыпаем навоза. Сегодня мы работали по принципу "надо так распределить труд, чтобы не перетрудиться". Было всего два "объекта", работы на каждом на полчаса-час. Весь день, с семи до трёх, мы спали в автобусе, болтали, ели, гуляли, иногда чего-то под делу делали. А сегодня холодно, так мы вообще почти на всё идеологическое забили, только я как дурак стал собирать ветки, потому что напился кофе и хотелось подвигаться, да и надоело сидеть и слушать почти одно и то же что от русских членов бригады, что от немцев. Надоело уже за неделю выслушивать что-то вроде "А ты, братишка, чего не ешь / не спишь?" А что ответствовать? - не то же, что а вот такой я, блядь, братишка и есть, и уже давненько я такую себе работу искал! - не скажешь же так... И не разговариваю я также на животрепетные темы и вообще я просто люблю сидеть тихо потому что и пялиться в окно, я так провожу иногда целые дни без единой мысли, если никто не мешает или никого рядом нет. Да и на наушники они реагируют как на неуважение к их компании, да на всю катушку из них такая хрень раздаётся, чего я стесняюсь.
Впр., когда я вернулся не размазанный грузовиком, выпил ещё кофе, тогда меня пробило на "а давайте-ка попиздим". Я решил прямо поставить вопрос про рельсы-рельсы, шпалы-шпалы, что меня заботило со вчера. Говорили на эту тему мы минут сорок, но самостоятельно ни к чему не пришли, и рванули на другой конец города за полчаса езды, где ловится WiFi, поближе к Google, т.е., чтобы вызнать, почему же рельсы здесь без стыков. Ловили мы Google.com на мой КПК, я в бригаде один такой продвинутый, кто с КПК на работу ездит, а не с газетой там или книжкой.
Но ничего не поймали :( Ушла волна оттуда. Разговор отложен до завтра.
Но мой зуд ведущего утреннего эфира не проходил, и я прямо поставил вопрос, глядя на едущий впереди джип с женщиной за рулём, которая включила габариты поворота направо, но не повернула, продолжила ехать прямо, а все мы за ней следили тем временем, потому как из-за неё пришлось резко тормозить: "Я вот думаю, все бабы дуры или не все? Что есть, если вообще есть не просто отклонение от единственно верной, называемой мужской, женская логика?"
Бля, как всех нас рвануло, на четыре часа после этого моего очень к месту вопроса, мы вообще забыли, кто мы и для чего здесь, в этом микроавтобусе, в этой стране, мы просто устроили культурологическое ток-шоу, а немцам нашим, у нас их трое из девяти бригадников, иной раз синхронно переводили. СУПЕР. Такого я не переживал даже на радио, когда разыгрывал стиральную машинку в прямом эфире (выиграл сам, конечно).
Я бы не сказал, что у нас все бабы были признаны дурами. Так, мне понравились как аргументированные следующие высказывания: "Бабу нельзя оставлять без мужика, она дуреет". "Любая страна, как и баба, которую и в рот и в жопу распечатали до замужества - это баба, которая блядь, она не в силах уже с собой совладать, ищет лёгких и быстрых денег и ёбли. Это блядь" (о России). "Бабы хитрые. Сначала член в штанах ищут, романтику, потом плечо им подставляй, а потом и на голову тебе сядут" (метафора "вывернутого восхождения", изящная словесность нашей бригады порой бывает неплохого класса средневековой схоластики). "Что ни сопливая пилотка, а всё подороже с возрастом продаться хочет. Это мокрощелки, они таких, как ты, братишка, и ищут". "Хороших баб мало, но они есть, только с комплексами. Жалко их бедных". Всё остальное сказанное сегодня о женщинах - политкорректная малоэффективная как в пропагаднистском, так и в жизенном аспектах фигня.
В конце коллоквиума слово взял классный парень с Украины Костя Д., признанный среди нас специалист по бабам (сорок лет, жена на Украине, гражд. жена здесь, сменные любовницы и два ребёнка уже здесь, вне брака, колоссальное знание фульдинских интернетжаждущих особ женского пола всех наций и возрастов, любимец женщин, но не ловелас и не паскуда) подытожил сегодняшние прения так:
Бабы, как и все люди, разбиваются на два класса: умные и просто бабы. С первыми можно договариваться. И даже верить им. Хотя, я бы поостерёгся бабе верить. Действительно хорошая женщина редкость, но и они есть. Хорошая женщина всё взвесит и простит, если хорошее перевесит, семью разрушать ничью тоже не будет, свою или мужика.
Другое дело баба-дура. Баба-дура будет ослеплена своим чувством, как любви, так и ненависти, расхуярит всё вокруг себя.
Хорошую можно призвать к разуму, дуру надо воспитывать. Как? Только другой бабой. Быстро находишь другую бабу - и эта становится как шёлковая. У баб-дур развито чувство собственности.
Ареопаг согласился с постановлением (я как-ниб. позже про Ареопаг).
Я задумался. Кажется, кое-что можно сделать, и влёгкую. Но нужна ли мне дура, а вернее, сразу две?
Костя сказал, что я дурак, это уже после прений по постановлению...
