• Mood: зачот
• Music: Leik Eick - Der Tanzbaer

рассказ о преподавателе философии

Раньше стихи и драматические пародии на ДР мне писали (доброжелатели, студенты и коллеги), теперь вот рассказом одарили. Перехожу в эпические, так сказать, формы!
http://zhurnal.lib.ru/editors/c/chernyh_s_s/doc.shtml

Доцент

   Разглядывая последний листок, где вместо рассуждений о позднем периоде творчества Мартина Хайдеггера какой-то находчивый студент изобразил женские гениталии и вместо своей настоящей фамилии поставил подпись "Мокрощелкова", доцент Силкин криво ухмыльнулся и, повернув голову вправо пристально взглянул в распахнутое окно. Там, рано поседевший человек, с чуть набок повернутым носом увидел старинное здание, преисполненное величием, а между ним и зданием в котором он находился, пролегло футбольное поле, заросшее не стриженой травой. По нему в борьбе за мяч с разной скоростью и степенью самоотдачи перемещались участники двух противоборствующих команд. Небрежно отодвинув пачку мятых листов, Силкин подошел к окну и присев на подоконник решил вникнуть в игру. Майское солнце светило ему прямо в глаза - это были его самые яркие предвечерние лучи. Преподаватель никуда не спешил, возможно, оттого что дома его никто не ждал. Его вторая жена ушла от него еще пять лет тому назад, а первый и единственный сын переселившись подальше в С.-Петербург совсем перестал отправлять своему родимому отцу даже электронные письма, окончательно превратившись в безродного космополита. Но старый философ не о чем не жалел. В последнее время Силкин стал крайним номиналистом и совершенно перестал верить в слова. Вот только душу нашего героя почти постоянно обуревала глубинная хандра, породившая в нем странные и навязчивые мысли. Потихоньку они накапливались под крышкой его черепа, и вот в один момент Силкин поймал себя на мысли, что в его случае, даже банальное самоубийство будет выглядеть, как вполне приемлемый и оправданный шаг. Правда, смутная надежда все же окончательно не покидала его, и в тайне он продолжал верить в возможность чудесного мгновения, которое вернет его существованию смысл.

   Сейчас доцент пребывал в стенах крупнейшего Южно-российского Технического Университета, которому он отдал половину собственной жизни. И в это же время по зеленому нечесаному полю, из которого клочками проглядывала темная земля, бегали потные, уставшие и по-своему счастливые футболисты. Игроки, одетые в синию форму представляли команду ветеранов университета, многие из них являлись коллегами доцента Силкина. Так, например, на воротах у синих стоял очень важный мужчина, он постоянно матерился, словно дережируя концертом размахивал руками, и, заполучив всеми правдами и не правдами мяч, распихивая, приставучих защитников, спешил на середину поля, откуда бил со всей дури по вражеским воротам. Затем он быстро отходил назад, демонстративно разглаживая свои черные усы, потирая длинный нос и обильно сплевывая. Этот харизматичный голкипер, звали которого Виталий Васильевич, был знаменитым преподавателем физкультуры. Давным-давно он очень дружил с Силкиным, вместе они ходили на бокс - это именно Виталий Васильевич во время захватывающего третьего раунда сломал нос будущему доценту, но потом их единству настал конец, виной чему послужила некая особь женского пола, о которой правда никто из них, вот уже, как лет тридцать ничего не слышал. Другие игроки команды ветеранов совсем не могли похвастать спортивной энергией, они еле-еле передвигались по полю, и выглядели очень, и очень квелыми. Именно к ним, этим дохлым преподавательским клячам Виталий Васильевич обращал свою дружескую отповедь, на которую впрочем, несмотря на то, что она состояла из сплошного мата, никто не обижался. Соперникам ветеранов очень шла желтая, искрящаяся на солнце форма, бегали они намного быстрее, и били по воротам намного точнее - это были игроки местной строительной компании - молодые и резвые парни.

   К тому моменту, как доцент окончательно погрузился в игру, желтые уже умудрились забить ветеранам четыре безответных гола. Ситуация попахивала разгромным счетом, и вскоре несмотря на самоотверженные действия защитников и особенно голкипера, еще два мяча оказались в воротах синих, причем последний пролетел Виталию Васильевичу прямо в очко!

   Потеряв интерес к игре, Силкин вернулся к своим контрольным. Работы он проверил, и теперь ему оставалось только одно - придумать оценки. "Да, был бы я на двадцать лет моложе, - думал доцент, - задал бы им всем жару, хотя... удел человека всегда один и тот же... смерть". И тут преподаватель вспомнил, как ему пришлось начинать свою карьеру, и с какой надеждой он предвкушал будущие события, собственной, только ему одному вверенной жизни. Все, включая профессиональные достижения, складывалось удачно. Диссертация по западной философии, написанная не с марксистских позиций, совпала с идеологическими изменениями в стране, и его небольшой, но во время написанный opus был назван, ныне покойным профессором Беликом, смелым и талантливым прорывом. В этот же период Силкин женился на любимой женщине, и спустя год, напряженного семейного быта, обзавелся сыном.

   Много лет назад он искренне считал себя человеком со всех сторон счастливым, и если бы ему кто-нибудь сказал, что спустя двадцать с небольшим лет бытие потеряет для него всякую ценность, то он бы наверняка отнесся к такому предположению крайне скептически. Однако, уже тогда, Силкин понимал, что вечно лишь мгновение - тихий покой простоты, а не иллюзорные и пустые мечтания, обращенные к непроходимым толщам грядущего, которого нет.

   Поставив оценки, каждую на свое место, доцент плавным движением руки смахнул пачку листков в свой старый портфель, неестественно коричневого цвета. Уныло накинув на плечи серый, небрежного вида - пиджак, Силкин вышел в просторный коридор, синие стены которого дышали враждебным спокойствием, а белый высокий потолок навевал мысли о потерянном рае. Заперев за собой дверь, доцент направился к широкой лестнице, каждая ступенька которой неповторимо блестела, и скользила под ногами, наверное, оттого, что здесь вот только-что кропотливо поработала уборщица.

   Оказавшись на улице Силкин глубоко вздохнул, и не найдя в этом особого успокоения, не спеша побрел к себе домой. В преддверии майских праздников большая часть студентов разъехалась по своим хуторам и станицам, именно поэтому вокруг было тихо. А после того как закончилась игра, на которой присутствовало совсем небольшое число зрителей - в основном случайные зеваки, университетский двор совсем обезлюдел.

   Доцент был так занят своими внутренними переживаниями, что не заметил, как следом за ним идут два молодых человека. Двое друзей, испытывали к нашему доценту исключительную неприязнь, и уже целый час они возбужденно ожидали, когда же этот субъект, в конец, отравивший их беззаботное существование, покинет стены университетского здания. А для того чтобы лучше сосредоточится на объекте собственной ненависти, и побороть неизбежное в таких случаях волнение, пацаны выпили по две бутылки коктейля. Их жестокий план, был до неприличия прост, он заключался в том, чтобы нанести доценту, как можно большее число тяжких телесных повреждений. Конфликт между ними и преподавателем, разразился еще осенью. Дело было так:

Первокурсники Кириллов и Полусмак явились на семинар в очень хорошем и не рабочем настроение. Это были люди крепкого телосложения, и на их наглых и безнаказанных лицах здоровьем пылал розоватый румянец, который придавал их образу еще более законченный и похабный вид. Они весело гоготали, отвлекая глупыми шутками своих менее разнузданных товарищей, постоянно копошились в мобильниках, не обращая ни малейшего внимания, ни на самого доцента, ни на его конкретные замечания. Тогда Силкин, не долго думая, попросил нарушителей спокойствия выйти вон. Лениво потянувшись, пацаны медленно собрали свои шмотки и, одарив доцента презрительным взглядом, покинули, как им показалось душный кабинет.

   - "Хорошо смеется тот, кто смеется последним...", - подумал про себя внешне спокойный преподаватель.

   После этого они не омрачали своим присутствием семинары и лекции, в течение целого семестра. Но вот, перед началом зимней сессии, Силкин случайно подслушал их разговор в туалете. За плотно прикрытой дверцей доцент спокойно восседал на унитазе, он находился в расслебном состоянии, и мысли его были пусты и прозрачны. И тут Силкин услышал, такие бесстыдные речи, от которых лицо его сделалось багровым.

   Полусмак и Кириллов зашли в сортир, чтобы покурить, а заодно обсудить предстоящий им экзамен по философии.

   - Как ты думаешь, будет очень трудно сдать этому пидору экзамен? - спросил один из них.

   - Купим его, - отвечал другой.

   - А если он начнет выебываться и не захочет продать нам свой предмет, - не унимался первый.

   - Повыебывается, повыебывается и продастся, как сучка продастся...! - Уверенно сказал второй, - куда же он денется... продастся миленький, причем не больше чем за штуку.

   Вполне естественно, что после таких заявлений Силкин клятвенно обещал себе: "...экзамен они не сдадут, даже за все золото мира!". И когда пришла зимняя сессия, наш доцент оказался тверд, как скала. Полусмак и Кириллов безрезультатно подсылали к Силкину его коллег, но он оставался, не приклонен. Ни с первого, ни третьего раза сдать экзамен по философии им так и не удалось. В результате чего последующая пересдача была перенесена на раннюю весну. Наконец сам ректор университета (!) вызвал доцента в свой роскошный кабинет, где попытался побеседовать с ним вежливо и задушевно. Ректор очень уважал любомудров, о чем, кстати, свидетельствовал портрет философа Лосева, висевший над его креслом рядом с портретом президента страны. Он начал объяснять доценту, что студенты раскаиваются в содеянном, и больше никогда не позволят себе таких возмутительных высказываний в адрес преподавателя, даже если будут уверены, что ни одна живая душа их не подслушивает. "И вообще, - сказал ректор, - где это видано, чтобы из технического вуза студентов выгоняли за не сдачу такого предмета, как философия!?"

   Однако Силкин продолжал настаивать на своем, а последнее замечание ректора и вовсе его покоробило.

   - Выбирайте, - отвечал доцент, - либо они, либо я. Больше Силкин не произнес ни единого слова, а только пристально смотрел ректору прямо в глаза.

   В конце концов, его справедливые требования были удовлетворены. Полусмак и Кириллов в пятый раз с экзаменом не справились, и их все-таки отчислили. Именно поэтому отчаявшиеся пацаны решились на жестокую месть.

   Итак, они предвкушали скорую расправу над ненавистным доцентом к чему, кстати, располагала безлюдность близлежащих пространств. Пацаны ускорили шаг и вскоре оказались от Силкина на расстоянии вытянутой руки, но ударить его просто по затылку никто из них так и не смог, на это им не хватило решимости. И тогда Кирилов злобно сказал:

   - Ну, что сука вот мы и встретились!

   Ошеломленный Силкин успел развернуться, и тут же Полусмак ударил доцента ногой. Он целился в область живота, но преподаватель успел выставить свой коричневый портфель, по которому и пришелся основной удар. Портфель порвался, и листки с вымученными контрольными разлетелись в разные стороны, словно перья подбитой птицы.

   - Вы, что совсем охуели! - Обратился Силкин к своим бывшим студентам, дрожащим голосом. В ответ над ним засвистели кулаки - Кирилов и Полусмак пошли в атаку. Доценту пришлось совсем туго, если бы не навыки, приобретенные им в молодости. Силкин вполне успешно увернулся от первой серии ударов, и только один кулак чиркнул его по губе, отчего он ощутил приторный вкус крови во рту. Но именно в этот момент к Силкину пришло пробуждение и неведомая доселе радость. Доцент видел от злости и хмеля раскрасневшиеся лица своих противников, видел их стремления причинить ему боль, видел страх и отчаяние в их расширенных зрачках, видел всю тщету и пустоту их малодушных желаний. И тогда в один миг, без помощи суетливых мыслей, он с ледяной отчетливостью осознал, что обязательно победит.

   Ни капельки не раздумывая, Силкин лягнул Кириллова ногой чуть пониже бедра. Такого лихого поворота событий он явно не ожидал, скорчившись в ухмылке Аттиса, парень повалился на пыльный асфальт, издавая жалобные урчания.

   Полусмак же бросился на нашего доцента с еще большим остервенением, он успешно пробил двойку: первый удар левой закрыл доценту глаз, а второй правый попал в челюсть. Силкин пошатнулся, и наивный Полусмак решил, что все кончено. Он размахнулся, чтобы добить препода, но доцент его опередил. Потерявший бдительность парень пропустил прямо на встречу. Удар Силкина пришелся ему точно в бороду. После чего, его тело рухнуло к ногам пробужденного доцента.

   Стоя над своими поверженными противниками, наш герой переживал то самое единое и не выразимое мгновение, о котором раньше ему приходилось только читать. Теперь, он точно знал, что все его суетные томления, включая мысли о суициде, весь этот кризис среднего возраста - всего лишь пыль.

   На помощь доценту (правда, немного припозднившись) подоспели: начальник службы безопасности университета Вадим Петрович Гнилорыбов вместе со своими молодчиками, одетыми в камуфляж и огромным пучеглазым ротвейлером из пасти, которого брызгала слюна.

   - Профессор с вами все в порядке? - Обратился Гнилорыбов к доценту (он почему-то думал, что Силкин уже давно профессор), вглядываясь ему в глаза, один из которых окончательно заплыл кровью, - вы целы?

   - Это невозможно выразить словами, - отвечал ему доцент. Находясь посреди университетского двора, он созерцал старинные здания, лица вновь прибывших и слегка удивленных людей, серый асфальт под ногами, зеленую траву футбольного поля, кроны раскидистых деревьев, каждый листок которых был неповторим, чистое небо над головой и чувствовал, всем своим вновь свободным существом, что кругом весна.

  

  

  

  

Leik Eick - Kindergeburtstag - Mohn